Владимир Константинович Вьюгов
Писем с фронта было два или три, они не сохранились. Мне была открытка со стихами Агнии Барто «Матросская шапка, веревка в руке…» и рисунок мальчика с корабликом. С фронта была единственная фотография — отец с фронтовыми друзьями, уже в погонах.
Помню, как соседки, солдатки, ждали почтальона. «Вам пишут», — ободряла почтальонша, а счастливчикам вручала мятые треугольники писем. Все боялись «казенных» обычных конвертов — в них всегда были «похоронки».
К нам принесли похоронку, через месяц — другую. Собрались соседки-солдатки, — «Маруся, поплачь, у тебя ведь ребята». А она молчит... Нас в то время было трое, мой младший брат был грудным.
...Детство лучше не вспоминать. На фронте были не все мужчины. Про такие вещи не принято рассказывать сейчас. Но это было. И война была.
В соседях жили Суворовы. Толстый, как боров, их отец, ходил по улице и хвалился: — «У кого хватит руки захватить жир на моем животе?». У них было трое сыновей — Шурка был в тюрьме, а Петька и Пашка учились в школе.
Однажды мой друг Борис Бобров позвал: «Шурка-урка из тюрьмы пришел, шкелет, наверное, пойдем, посмотрим»! На крыльце сидел пьяный такой же боров, весь в наколках. Он схватил меня за шиворот, повесил на забор и велел своему младшему брату Пашке бить меня. Тот закричал: «Да это Вовка Вьюгов, мы вместе играем!». «Бей своих, чтоб чужие боялись!» — заорал зэк и ткнул кулаком мне в лице. Я помню, пришел домой весь в крови.
В соседнем доме шпана играла в карты «на первого встречного». Проигравший должен был пырнуть ножом первого встречного — неважного, кого, — ребенка, женщину… Вот и оставались женщины ночевать у станков, на заводе — боялись по темным улицам идти домой. Еще очень боялись карточки на хлеб потерять.
...Помню — идем с Борисом Бобровым с трехлитровыми бидонами лесной земляники. Поем: «Солнце скрылось за горою, затуманились речные перекаты, а дорогою степной шли с войны советские солдаты». А у обоих отцы погибли… Вышли из леса у кордона по старому тракту, а нас встречает компания больших парней. Ягоды наши горстями сожрали, нам напинали, и бидоны пустые пнули. Идем домой, ревём...
И отца нет, и мы маленькие, нас никто не защитит.
И жили обычной жизнью. Однажды на поле у Каланчи приземлился самолет По-2 — что-то случилось с мотором. Он очень низко пролетел над школой, даже сделал круг, было видно головы пилотов. Мы с ребятами бегали смотреть на прекрасную машину и удивлялись — почему разбирают, снимают крылья?
Я по чертежам газеты «Пионерская правда» стал строить летающие модели планеров и самолетов с резиномоторными двигателями. Схематическую модель самолета (из посылки) я мог построить за одну ночь! — с воздушным винтом, с колесами! Увлек других ребят, устраивал авиамодельные соревнования. Очень гордился значком ДОСААФ, который вручил мне Эдуард Бирюков.
На аэродроме за II-ми Карпатами базировался тот самый знаменитый «кукурузник» ПО-2. Я был счастлив посмотреть на него издали. Однажды механик Федор Алексеевич Цепелев увидел меня — «Что смотришь? Помогай готовить самолет к полету!», и доверил мне мыть вехоткой с мылом поверхность крыла. Я был рад.
Как-то за этим занятием застал меня летчик дядя Миша, и пригласил в кабину. Спросил про приборы и выключатели, а на другой день взял меня в полет! Впервые в жизни я увидел, как прекрасна сверху земля. Дядя Миша все смотрел в зеркало на мою счастливую физиономию...
